О`Санчес - Хвак

– Не-е-ет, биться с тобою даже не собирался, я кузнец, а не забияка, но мои мечи, братец, твоего не хуже, ибо одно дело война, а другое…

Хвака словно подбросило в стоячее положение, и он опять бросился наутек, куда глаза глядят, лишь бы прочь от страшных этих… этих… этих… Богов!.. На пути его стояла одна из богинь и Хвак словно в скалу врезался: брык! – и упал, оглушенный, почти на то же место.

– Ну! Что я говорила! Убей его, Ларро! Он меня, меня – наземь сшиб, словно какую-то смертную… потаскуху!

И действительно: в своей безнадежной попытке убежать, Хвак случайно сбил с ног ту самую, отвратительную… клыкастую… Да они все при клыках, но у этой… у богини Уманы… очень уж они желтые и слюнявые! Гадина!

Хвака опять вскочил на ноги, уже с секирою в руке. Ярость в нем боролась с ужасом, и ярость победила: коли не убежать – надо драться… напоследок…

Секира встретилась с мечом, руку едва заметно тряхнуло и в ней остался обломок деревянной рукояти, в половину локтя длиною… Единым мечевым росчерком Ларро перерубил не только древко секиры, но и само тело ее, поперек лезвию, от жала к обуху, на две почти равные половинки. Хвак остался безоружным, однако, его почему-то добивать никто не стал: невероятной силы удар сзади в ухо и одновременно пинок по ногам повергли его в прежнее лежачее положение.

– Спасибо тебе, любезный братец Чимбо, без тебя бы мне с этим мужланом никак не справиться.

Видимо, клыкастый бог в фартуке услышал насмешку в словах другого бога, он зарычал и лягнул лежащего Хвака босой пяткой в бок.

– Все насмешки строишь? Зазубрин-то на мече не боишься, от дуэлей с навозными крестьянами, от топоров от ихних?

– Не боюсь. Мечи я, все-таки, как бы ты ни пыжился ремеслом, кую не хуже тебя.

– Нет, хуже!

– Не хуже. Зазубрин на мече моем нет, но и секира у этого пентюха была преотличная, просто невероятно – откуда берутся у смертных подобные?

– Так пожелай и узнай, это же просто.

– Я бы и пожелал, дорогая Умана, да мне лень. Итак, что решим со смертным? Кстати, по-моему, он тебя рассмотрел и не считает тебя красавицей. Взгляни на мысли его.

– О, о! Вы слышали, что он про меня подумал???

– Правду подумал. Лежи тихо, людишок. Если ты еще раз выдернешь спину из под моей стопы – да падет на меня одного гнев Матушки, гнев истинный или предполагаемый! На тысячу кусков порежу. Ты понял меня? Скажи словами, а не мыслями.

– Да.

– Он понял. Как бы ни хотелось нам тут развлечься по-настоящему, но от его смерти придется отказаться.

– Почему это???

– Почему, Ларро?

– Потому что он не прост возможностями своими. Он не сошел с ума от ужаса, он дважды приложил наземь бессмертных богов… он…

– Подлый вонючий засаленный кусок человечины! Вот кто он!

– Умана, красавица моя премудрая! Хорошо. Подойди и убей его сама, я отступаю. Да свершится предначертанное: остальные боги не захотели собственноручно лишить жизни это гнусное существо, а Умана осмелилась. Все мы этому свидетели. Ну же?..

– Но я…

– Вперед. Убивай, потроши, кушай… чавкай в одну глотку… мы все не участники.

– Погоди, Ларро! Ничего такого я и не… я… меня… больше всего удивляет даже не то обстоятельство, что он сумел… лишить равновесия меня и нашего Чимборо, а то, как ты хладнокровен, братец, то, насколько ты нынче спокоен и невозмутим. Не мне… и никому другому из нас не учить тебя ярости, бешенству и гневливости, но сегодня ты холоднее самого Варамана, который и тут поленился придти на нашу встречу. В чем тайна твоей выдержки, Ларро? И почему ты в последнее время то гол, то в латах по макушку, то лыс, то космат?

– Попробую ответить, но только на один из твоих вопросов. Выбирай – на какой, о выдержке, или о прическе?

– На тот, что про выдержку.

– Во-первых, я Матушку боюсь, люблю и почитаю, Это – во-первых, и в главных. А во-вторых… Впрочем, достаточно.

– Нет уж, нет уж! Дорогой брат, мы все разделяем любопытство, вслух проявленное Уманой. Что – во-вторых?

– Будь по-вашему. Если он действительно приемный Матушкин сын, подло будет лишать жизни одного из… своих. Мы ведь не люди какие-нибудь.

– Ну, это уж очень тонко. Нет, Ларро, ты бы не был столь невозмутим, если бы не сидело в тебе нечто еще. Назовем его: «в-третьих». Итак, братец?

– Ты моя самая любимая сестрица из всех, дорогая Тигут, от тебя ничего невозможно укрыть! Есть у меня одна мысль, которая позволит нам оставаться всепослушными матушкиными детьми, но в то же самое время…

– Продолжай же скорее! Мы его, все-таки, съедим?

– Нет, Умана. Во всяком случае, я не ем падаль, предпочитая живое и свежее. Сделаем так, чтобы он сам, чтобы он на своих ногах убежал от жизни своей, или разума своего.

– Как это?

– Пусть он сам себя доконает, уничтожит свое телесное или душевное здоровье. В последнее время, признаюсь вам, дорогие мои братья и сестры, мне изрядно прискучил наш «домашний» шут. Подарим его Хваку… вернее… подарим Хвака ему.

– Ух, здорово! А что это значит? Как это?

– Это просто, премудрый ты наш Чимбо, настолько просто, что даже и ты – пусть и не сразу – все поймешь… Джога! Повелеваю тебе слышать, видеть и осязать сущее окрест. Итак, Джога!

– Слушаю, повелитель!

– Ко мне! – Бог Ларро протянул перед собою левую руку, ладонью вверх и разноцветный огнь, до сего мига бесшумно плясавший над пустым очагом, прыгнул на поставленную ладонь. Только теперь он уменьшился до размеров дубового желудя.

– Хвак!

– А?.. Чего?..

– Как ты мне отвечаешь, пыль вонючая? Перевернись, ляг на спину. Так и лежи, не шевелясь. Помни: шелохнешься – зарублю. Понял меня?

– Да.

– Джога!

– Слушаю, повелитель!

– Пред тобою смертный, по имени Хвак. Представься смертному. Без титулов, основным именем.

– Я – демон пустоты и огня! Я шут богов! Мое имя Джога!

– Джога, тебе нравится эта смертная оболочка?

– О, да, повелитель! Мне любая нравится, слишком уж давно я…

– Молчи, дрянь, на один мой вопрос надобно давать один краткий ответ: да.

– Да, повелитель!

– Выражая общее наше мнение, хочу подарить тебе вольную. Не навсегда, разумеется, всего лишь на некоторое, надеюсь, не очень большое время. Ты в вечном рабстве, но теперь у тебя будет свой раб. Можешь наслаждаться. Сумеешь перебраться из этого тела в иное, но не раньше, чем до конца истратишь прежнее – вольная твоя продлится… Все понял?

– О, да, повелитель!

– Доволен ли?

– Да-а-а-а, повелитель!!!

– Хвак… Хвак!

– Чего?

– Нет, этот болван неисправим. Открой рот пошире.

– Зачем это?

– Добровольно… и широко… открой… рот. Если, конечно, хочешь жить!!! Жить хочешь!?

– Да.

– Тогда не болтай лишнего и открывай рот. Проглотишь этот огонек и он поселится в тебе, будете вдвоем век коротать. Не бойся, это ненадолго. Либо ты сделаешь сие добровольно, либо умрешь немедленно, клянусь мечом! Сроку на раздумья – один вдох и один выдох! Принимаешь???